В СОРТИРЕ ЛУВРА

От кабинки к кабинке бежит СТОРОЖ, дёрнет за ручку, пробормочет «занято», и бежит дальше. 
За ним по пятам крадётся БЕЛОКУРАЯ БЕСТИЯ в рясе с берданкой наперевес, стрельнёт разок, пробормочет «врёшь, нихьт уйдёшь» 
и крадётся дальше. У последней кабинки с репродукцией «Джоконды» дверца отворяется и СТОРОЖ с радостным воплем врывается 
внутрь, тут же запирая дверцу за собой.

БЕЛОКУРАЯ БЕСТИЯ:
Курки, яйки, бистро!

СТОРОЖ:
А вот хрен тебе, а не Шарапова.

БЕЛОКУРАЯ БЕСТИЯ (выдёргивая чеку у гранаты):
Драй секунден! Отвечайт! Во ест аух спрятан дас Шарапофф? Цвай секунден!

СТОРОЖ (пыхтит и усиленно чем-то орудует):
Ладно, уговорил, чертяка языкастый. Тайна сия мраком покрытая есть, пять шагов на север от старой берёзы, под звёздами лежит, усами шевелит.

БЕЛОКУРАЯ БЕСТИЯ (разражается дьявольским хохотом, бросает гранату внутрь):
Капут! Короши французски СТОРОЖ, мы тебя будем немножко подвзрывайт!
(уходит, раздаётся взрыв)

ТИТРЫ: Из темноты выплывает картина да Винчи «Мадонна с младенцем», младенец постепенно превращается в изрядных размеров полосатого кота. 
На этом фоне появляется надпись «Кот да Винчи» с мелкой припиской «снято на деньги Брауна».

КАТОЛИКИ В ЗАЛЕ:
Тьху, богохульство! Изыди, сотона!

В АУДИТОРИИ

ТОМ ХЭНКС:
Известно, что все современные христианские символы ведут своё начало из язычества. 
Язычники были люди простые, поэтому у них всё сводилось к сексу, ну, и ещё травы покурить. 
Соответственно, все современные символы можно свести к символам мужского начала, женского начала и зоофилического начала. 
(смех в зале, докладчик выходит из себя) Шо ви гжоте, я уже сказал чего-то смешного? (успокаивается) 
Ну вот например, что вы видите на этой картинке? (помощнику) Смените слайд.

На экране ко всеобщему удивлению появляется фотография СОРТИРА, сплошь заляпанного кровью. 
Зрители в шоке, докладчик в шоке, зрители, которые ближе к выходу, потихоньку начинают отползать.

ТОМ ХЭНКС:
Что за?!

ЖАН РЕНО (с ужасным французским акцентом и ударениями на последний слог):
А это символ чего, мьсье профессор?

ТОМ ХЭНКС:
Ну… эээ… я вижу древний раннехристианский символ… мнэээ… (приходя в себя) Это кого так? Кстати, кто вы?

ЖАН РЕНО:
Жемапель инспектор Жюв, пройдёмте, у меня есть вопросы относительно безвременной гибели одного СТОРОЖА. 
Кстати, как у вас дела с регистрацией?

В СОРТИРЕ ЛУВРА

ТОМ ХЭНКС (глядя на останки СТОРОЖА, аккуратно распределённые по стенам в виде кровавого пятна в форме звезды):
Бедный СТОРОЖ, я знал его. Только звезда получилась кривовата.

ЖАН РЕНО (возбуждаясь):
А, так вы признаётесь? То есть тьфу. Не видите ли вы, мьсье профессор, тут какого-нибудь символа, вот, например, 
звезда — это разве не символ сотонизма?

КАТОЛИКИ В ЗАЛЕ:
Тьху, богохульство! Изыди, сотона!

ТОМ ХЭНКС:
Никак нет, это всего лишь древний символ мужского начала — так называемой «красной армии», откуда и пошло известное выражение 
«ни в п… ни в красную армию», которое означает…

ЖАН РЕНО (нервничая и говоря с ещё более жутким французским акцентом):
Это всё замечательно, но мьсье профессор, но скажите, чтобы вы сделали, если бы вам оставалось жить три секунды?

ТОМ ХЭНКС (уверенно):
Я бы оставил указания своему адвокату и составил бы завещание.

ЖАН РЕНО (заговорщицки подмигивает):
Бинго!

Инспектор торжественно разворачивает ТОМА ХЭНКСА носом к дверце кабинки, где почерком СТОРОЖА написано: 
«оставляю всё своё движимое и недвижимое имущество дорогому профессору Лонгботтому».

ТОМ ХЭНКС (заливаясь слезами):
Милый, милый СТОРОЖ. Это всё — мне? А за что?

ЖАН РЕНО (сурово):
Следствие покажет. Уведите.

ОДРИ ТОТУ (входит, размахивая бумажкой «податель сего — клёвый пацан и документов у него спрашивать не надо»):
Жюв, как не стыдно, уважайте права профессоров! У него есть право на одно посещение сортира!

ЖАН РЕНО:
Дык он того, уже.

ОДРИ ТОТУ (покосясь на останки СТОРОЖА):
Ну, тут как-то не удобно. Профессор, пойдёмте я вас отведу в соседнюю кабинку, а то заблудитесь ещё.

ТОМ ХЭНКС закрывает за собой дверцу, но тут же выясняется, что ОДРИ ТОТУ вошла вместе с ним. 
Мгновенно начинает пищать наушник в ухе у комиссара:
Жюв, старина, ты будешь смеяться, но по моим данным профессор покинул СОРТИР и в настоящий момент с большой скоростью удаляется 
в сторону набережной Сены.

ЖАН РЕНО с присными бросается в погоню. Открывается дверца соседней кабинки, оттуда выходят помятые, но довольные ТОТУ и ХЭНКС.

ОДРИ ТОТУ (поправляя юбку):
Уф, это было классно. Вообще-то я — внучка СТОРОЖА, приятно познакомиться, раз уж дедушка отдал вам всё моё наследство, так и быть, 
потаскаюсь ещё с вами пару дней, выйду за вас замуж, а потом придушу подушкой — инхаркт микарда! — и будет наследство обратно моё. 
Как вам план?

ТОМ ХЭНКС (пытаясь разгладить мыслительную складку на лбу):
Отличный план, но пока надо что-то решать с дедушкой. Как его так угораздило, и кто его настоящий убийца, раз уж мы считаем, 
что это не я. А может, это самоубийство? Он и записку оставил, как положено…

ОДРИ ТОТУ (глядя ХЭНКСУ в глаза восхищённым взглядом):
Не может быть, профессор, как вы догадались? Если вы такой догадливый, то вы должны суметь расшифровать надпись, 
которую не заметил негодяй Жюв! (ловким движением отматывает 3 метра 14 сантиметров туалетной бумаги, 
на искомом месте начинается длинный ряд циферок)

ТОМ ХЭНКС:
О, это просто. Перед нами так называемый ряд положительных целых чисел, только он, почему-то, идёт в обратном порядке… 
о, наверное, это намёк, что нам надо прочитать надпись на дверце кабинки задом наперёд, в результате чего получится… 
(шевелит губами) о! Получится «тайна сия мраком покрытая есть, пять шагов на север от старой берёзы, под звёздами лежит, 
усами шевелит».

ОДРИ ТОТУ:
Кес кю се «старая берёза»?

ТОМ ХЭНКС:
Элементарно, Ватсон. «Старая берёза» это знаменитое бистро, которое открыли русские гусары в 1812 году, когда взяли Париж, 
собственно, и слово «бистро» придумали эти самые русские гусары, потому что если бы это были прусские гусары, 
то бистро бы назывались «шанель» или ещё как-нибудь. Вуз копрен муа или чего? Доходчиво объясняю?

В ВАТИКАНЕ

АЛЬФРЕД МОЛИНА (по телефону на ломаной латыни):
Да, я слушаю тебя, сын мой.

БЕЛОКУРАЯ БЕСТИЯ:
Експекто патронум!

АЛЬФРЕД МОЛИНА:
Патронов нет, говорю же, изыскивай внутренние резервы. И не забывай, по вечерам — лечебный массаж и растирания. 
Чтоб ты у нас в тонусе был. И смотри, не упусти внучку с жучкой… тьфу, с профессором. Целую в лобик. 

У НАБЕРЕЖНОЙ СЕНЫ

ЖАН РЕНО (вертит в руках перламутровую пуговицу):
Эх, не догадался я, что он может такую красивую вещь в унитаз выкинуть. Это его шалава та подговорила, точно. 
Надо было живьём брать, демонов. Ну ничего. (коллеге) Коллега, садитесь на телефон и обзвоните все аэропорты, 
не собирается ли где вылетать самолёт каким-нибудь странным рейсом, например, в Швейцарию. 
В общем, соберите любую имеющуюся информацию.

КОЛЛЕГА:
А мне дадут?

У «СТАРОЙ БЕРЁЗЫ»

ТОМ ХЭНКС (на краю огромной ямы):
Пилите, Шура… то есть копайте. Часы золотые, сам купил их на распродаже за целых двадцать евров! Чиста роллекс! 
Вот только выкопаете, сразу отдам.

ГОЛОС ИЗ ЯМЫ:
О, кажись, нарыл, только я вам его не отдам, потому что у вас документов нету.
(раздаётся удар по тупому предмету, возможно по голове)

ТОМ ХЭНКС:
Ты ещё поумничай тут. Ишь, поддельного роллекса ему мало, документы подавай. Понаехали.

В МАШИНЕ

ОДРИ ТОТУ (глядя ХЭНКСУ в глаза восхищённым взглядом):
А чья эта машина, профессор?

ТОМ ХЭНКС (оттирая с лица брызги крови):
Это не машина, это ракета. И не спрашивай меня «чья это ракета, профессор», спроси лучше, куда мы едем.

ОДРИ ТОТУ:
А куда мы едем, профессор?

ТОМ ХЭНКС:
Мы едем НА ДАЧУ к единственному специалисту в этом захолустье, который в состоянии нам объяснить, что вообще происходит, 
а заодно расскажет, что это такое мы нарыли. (демонстрирует странный грушевидный предмет, раскрашенный аляповатыми красками)

ОДРИ ТОТУ:
О, профессор, можно я, можно я!

ТОМ ХЭНКС (заинтересованно):
Валяй. Ты что, знаешь, что это за таинственный предмет?

ОДРИ ТОТУ:
Да, я знаю! А ещё я могу прорыгать алфавит! А! Бэ!..

ТОМ ХЭНКС (выходя из себя):
ОДРИ, вот только давай сосредоточимся, да? (успокаиваясь) Так что это за предмет?

ОДРИ ТОТУ:
Это так называемая «бабУшка», которую русские гусары почему-то называют «матрёшкой», на самом деле Иван Грозный украл секрет «бабушки» 
у тамплиеров, которые украли его у японцев, когда плавали в кругосветное путешествие, которое позже назвали крестовым походом, 
а те украли секрет у Леонардо да Винчи, который её и изобрёл, вот.

ТОМ ХЭНКС:
Так вот зачем на двери сортира висела репродукция «Джоконды»! Это был намёк СТОРОЖА! Кстати, откуда такая ду… эммм… такая юная барышня 
как ты, может столько знать обо всех этих матрёшках-бабушках?

ОДРИ ТОТУ:
Мне их дедушка в детстве дарил на день рожденья, пока я, наконец, не взбунтовалась и не потребовала Барби. 
Он тогда обиделся и больше вообще ничего мне не дарил, и только страшно ругался матом.

ТОМ ХЭНКС:
Понятно. Суровый у тебя дедушка. Был. Ну ладно, погнали, щас нам всё досконально разжуют.

БЕЛОКУРАЯ БЕСТИЯ (уцепившись за бампер их автомобиля и делая вид, что прогуливается):
Нихьт шиссен! Врёшь, нихьт уйдёшь!

НА ДАЧЕ

ГОЛОС ИЗ ПОДПОЛЬЯ:
Сколько будет дважды два?

ТОМ ХЭНКС:
Четыре, в рамках определённой погрешности. СТИБРИНГ, не трахайте мне мозг, я и так ужасно устал за сегодня.

СТИБРИНГ:
О, теперь я вижу, что это вы, профессор Лонгботтом. А эта ду… эммм… юная барышня с вами это внучка СТОРОЖА? Польщён-польщён. 
Заходите, если не шутите.

В ПОДПОЛЬЕ

ТОМ ХЭНКС:
Нам уже надо решать, что делать с профессорским наследством. Он тут намутил всякого, а мы разбирайся. 
Челом бьём, сэр СТИБРИНГ, рассудите нас по-свойски.

СТИБРИНГ:
А чего тут гадать, вся эта история с христианством — это одна большая мистификация. 
Католики считают Христа богом, атеисты считают его человеком, а я считаю, что его совсем не было!

КАТОЛИКИ В ЗАЛЕ:
Тьху, богохульство! Изыди, сотона!

СТИБРИНГ:
Католики они чего, кто-то почитает женское начало и поклоняется деве Марии, что-то почитает мужское и поклоняется Христу, 
но на самом деле — ничего не было, не было ничего, никого Мария не родила, а до старости лет оставалась завзятой кошатницей!

КАТОЛИКИ В ЗАЛЕ:
Тьху, богохульство! Изыди, сотона!

СТИБРИНГ:
Раскопки этого дела проводили тамплиеры, а когда узнали правду, то сразу пошли и поставили Ватикан на счётчик, или платите, 
или мы всем про вас расскажем. А самым главным тамплиером был Леонардо да Винчи, он же Исаак Ньютон, он же Иван Грозный, 
он же Александр Македонский. Он изобрёл курочку-рябу, она же матрёшка, она же бабУшка, в которой и сокрыт ключ к нахождению 
могилы любимого кота Марии, а пока Прокурат Зиона, организованный тамплиерами и Леонардой лично, 
продолжает следить за чистотой породы того самого полосатого камышового кота, который и восходит… ну вы поняли.

КАТОЛИКИ В ЗАЛЕ:
Тьху, богохульство! Изыди, сотона!

ТОМ ХЭНКС:
Ну ты совсем, чувак, того, со своим Зионом, «Матрецы» обсмотрелся? А доказательства-то у тебя есть?

СТИБРИНГ:
А как же. Вот смотрите. (открывает фотошоп на настенной плазменной панели) Это репродукция «Мадонны Литы» да Винчи, немного не в масштабе, 
но у меня не было времени как следует подготовиться, вы видите, Мадонна как-то странно держит младенца. Разве так держат младенцев? 
А вот если на его место поместить кота… вуаля! Именно так котов и держат. Более того, если посмотреть на «Джоконду» в инфракрасном свете 
и пропустить через фильтры, то мы снова увидим… кота! Да на каждой картине Да Винчи можно найти массу полосатых жирных котов, 
я уж молчу про витрувианского человека, которому для балансу явно не хватает усов, лап и хвоста! Их явно стёрли злокозненные католики!

ТОМ ХЭНКС:
Бред какой-то.

СТИБРИНГ:
Вот именно. Но теперь я вас должен буду убить, потому что вы узнали страшную тайну, гыгыгы. Ладно-ладно, шучу.

БЕЛОКУРАЯ БЕСТИЯ (запыхавшись, врывается в помещение):
Йуден? Комиссарен? Комунистен? Партизанен?
(падает замертво)

СТИБРИНГ:
О, нам пора, а этого берём с собой, только вериги ему покрепче затяните, чтобы не рыпался.

В АЭРОПОРТУ

ЖАН РЕНО (ритмично пиная диспетчера ногами):
Куда. Полетел. Этот. Самолёт.

ГРОМКОГОВОРИТЕЛЬ:
Совершил взлёт частный самолёт «Леонардо да Винчи», следующий рейсом в Куршавель.

ЖАН РЕНО:
Так бы сразу. Давно мечтал поручкаться с Ромой Абрамовичем.

В САМОЛЁТЕ

СТИБРИНГ:
Не даёт мне покоя ваша загадка. Под «звёздами лежит, усами шевелит». В лондонском зоологическом музее есть экспонат — 
гигантский саблезубый кот, чучело в натуральную величину, и там как раз потолок звездным небом расписан, 
сначала там была церковь тамплиеров, потом планетарий, а потом музей сделали. Верно, ключ — там! (пилоту) 
Поворачивай оглобли, держим путь на Лондон.

В ЛОНДОНЕ

ТОМ ХЭНКС:
Ну и чего? Вот кот, усами он, правда, не шевелит. Вот звёзды. Вот матрёшка. И что дальше?

СТИБРИНГ (злобно оскалясь):
А то, что с матрёшкой этой надо уже что-то решать. Сам я её открывать не хочу, а ну как подвзорвётся, а вот ты — сойдёшь в самый раз. 
Эй, белокурый, это — партизанен-коммунистен, апорт, взять-куси!

БЕЛОКУРАЯ БЕСТИЯ:
Курки, млеко, яйки, бистро!

СТИБРИНГ:
Соображает. Ты подержи пока нашу малышку, шоп не убёгла. Ну давай, профессор, открывай. 
А не то, неровён час, я вас этому фашисту недобитому скормлю.

Внезапно комнату заливает яркий белый свет, на фоне которого появляется ПРИЗРАЧНАЯ ФИГУРА с КОТОМ на руках.

КАТОЛИКИ В ЗАЛЕ:
Тьху, богохульство! Изыди, сотона!

ПРИЗРАЧНАЯ ФИГУРА:
Космический пират Крыс. Космический пират Весельчак У. Именем закона Галактики вы арестованы. Бросайте оружие. Вы бессильны.

БЕЛОКУРАЯ БЕСТИЯ:
Експекто патронум! (поспешно делает себе харакири)

СТИБРИНГ:
Это он притворяется!

ОДРИ ТОТУ:
Бабуля, а ты что здесь делаешь?

ТОМ ХЭНКС (пуская слезу умиления):
Ой, котейко, кс-кс-кс!..

ПРИЗРАЧНАЯ ФИГУРА:
Знакомьтесь, это Шарапов, Последний-из-рода.

ШАРАПОВ:
Мияааауууу!..

КАТОЛИКИ В ЗАЛЕ:
Тьху, богохульство! Изыди, сотона!

КОНЕЦ

Используются технологии uCoz